МИСТЕР. ВОЛЯ КЕННЕДИ.

Phineas Redux автора Энтони Троллопа входит в серию книг HackerNoon. Вы можете перейти к любой главе этой книги здесь. МИСТЕР. ВОЛЯ КЕННЕДИ.

МИСТЕР. ВОЛЯ КЕННЕДИ.

Г-н. Кеннеди выстрелил из пистолета в Финеаса Финна в отеле «Макферсон» с явным намерением вышибить мозги своему предполагаемому врагу, и об этом происшествии не было принято никакого публичного уведомления. Сам Финеас был бы слишком рад счесть это происшествие пустяком, если бы ему было позволено это сделать, а Макферсоны были слишком верны своему великому другу, чтобы подумать о том, чтобы передать его в руки полиции. Об этом деле говорили, и о нем стало известно репортерам и редакторам. В большинстве газет были статьи, дающие различные сведения по этому вопросу; и один или двое последовали примеру «Народного знамени», потребовав, чтобы полиция расследовала это дело. Но дело не расследовалось. Предполагалось, что полиция ничего об этом не знает, да и как она должна знать, ведь никто не видел и не слышал выстрела, кроме тех, кто решил хранить молчание? Г-н Квинтус Слайд возмущался совершенно напрасно, поскольку речь шла о г-не Кеннеди и его оскорблении. Как только раздался выстрел из пистолета и Финеас выбежал из комнаты, несчастный откинулся на спинку стула, сознавая, что он сделал, зная, что он подчинил себя закону, и каждую минуту ожидая, что констебли войдет в комнату, чтобы схватить его. Он увидел шляпу своего врага, лежащую на полу, и, когда никто не пришел за ней, бросил ее с лестницы. После этого он сидел и ждал полиции, лежа рядом с пистолетом, все еще заряженным во всех стволах, кроме одного, - почти не раскаявшись в попытке, но дрожа от страха, - пока Макферсон, домовладелец, которого привели домой из часовни, постучал в дверь. Между ними было очень мало сказано; и никакого положительного намека на прозвучавший выстрел не было сделано; но Макферсону удалось заполучить пистолет, чему несчастный не препятствовал, и ему удалось дать понять, что двоюродный брат мистера Кеннеди должен быть вызван на следующее утро. — Кто-нибудь еще придет? — спросил Роберт Кеннеди, когда домовладелец собирался выйти из комнаты. - Насколько я знаю, пока никто, лэрд, - сказал Макферсон, - но как бы они этого ни хотели. Никто, однако, не пришел, и «лэрд» провел вечер один, в очень жалком одиночестве.

На следующий день пришел кузен, и ему рассказали всю историю. После этого не составило труда доставить несчастного человека обратно в Лафлинтер, и там он находился последние два месяца под опекой своей еще более несчастной матери и кузена. Никаких законных шагов не было предпринято, чтобы лишить его управления ни им самим, ни его имуществом, так что он фактически был сам себе хозяин. И он употребил свое мастерство в актах мелкой тирании в своих владениях, становясь все более и более скупым в отношении денег и желая, как оказалось, уморить голодом все живое в этом месте - крупный рогатый скот, овец и лошадей. чтобы сохранить ценность их еды. Но каждый член истеблишмента знал, что лэрд был «не самим собой», и, следовательно, его приказам не подчинялись. И лэрд знал о себе то же самое, и хотя он отдавал приказы не только решительно, но и с властными угрозами наказаний за неповиновение, все же он, похоже, не ожидал подчиниться. Пока он находился в таком состоянии, адресованные ему письма на какое-то время попали в его собственные руки, и, таким образом, к нему пришло несколько писем от адвоката лорда Брентфорда, требующих возмещения процентов, возникающих из состояния леди Лоры. Тогда он впадал в горький гнев, обзывая свою жену ругательствами и клявшись, что у нее никогда не будет ни фартинга из его денег, чтобы потратить ее на своего любовника. Конечно, это были его деньги, и только его. Весь мир знал это. Разве она не покинула его крышу, нарушив свои брачные клятвы, отбросив все обязанности и доведя его до нынешнего состояния крайнего страдания? Ее собственное состояние! Если она хочет получить проценты от своих жалких денег, пусть приедет в Лафлинтер и получит их там. Несмотря на всю ее злобу, ее жестокость, ее проступки, которые привели его, как он теперь говорил, на край могилы, он все же даст ей приют и место для покаяния. Он признал свои обеты, а она нет. Она по-прежнему должна быть его женой, хотя совершенно опозорила и себя, и его. Она по-прежнему должна быть его женой, хотя жила так, что счастье в их доме было невозможным.

Именно так он говорил, когда пришло то одно, то другое письмо от адвоката графа, в котором он указывал на несправедливость, которой подверглась леди Лора из-за потери своего состояния. Несомненно, эти письма не были бы написаны в предполагаемом порядке, если бы г-н Кеннеди не доказал, что не способен взять на себя опеку над своей женой, попытавшись застрелить человека, которого он обвинил в том, что он любовник его жены. Поступок был совершен, сказал адвокат, и поэтому возвращение леди Лоры к мужу совершенно исключено. На это, говоря об этом деле окружающим, — что он делал с энергией, казалось, чуждой его характеру, — г-н. Кеннеди не сделал прямых намеков; но он самым решительным образом поклялся, что не следует отдавать ни шиллинга. Страх перед тем, что полицейские приедут в Лафлинтер, чтобы расследовать этот гневный выстрел, прошел; и хотя он смутно знал, что ему не во всех отношениях подчиняются так, как раньше, что его приказам не подчиняются управляющие и слуги, несмотря на его угрозы увольнения, он все же чувствовал, что был достаточно сам себе хозяином, чтобы бросить вызов поверенному графа и отстоять свои права на личность своей жены. Пусть она прежде всего вернется к нему!

Но через некоторое время кузен вмешался еще больше; а Роберту Кеннеди, который совсем недавно был членом правительства и удостоился разрешения заседать в кабинете министров, не разрешили открыть свою собственную почтовую сумку. Он написал письмо одному человеку, а затем еще раз другому, что побудило тех, кто их получил, вернуть ответы двоюродному брату. В адрес адвоката лорда Брентфорда он сказал несколько очень резких слов. Мистер Форстер ответил кузену, сообщив, как огорчен будет лорд Брентфорд, как сильно огорчена будет леди Лора, если они окажутся вынужденными предпринять шаги в связи с тем, что, по их мнению, является несчастным состоянием мистера Роберта Кеннеди; но такие шаги должны быть предприняты, если только не может быть достигнуто какое-либо соглашение, которое должно быть, во всяком случае, разумным. Затем у мистера Кеннеди отобрали почтовую сумку; письма, которые он написал, не были отправлены, — и он слег в постель. Именно при таком положении дел кузен взял на себя задачу сообщить мистеру Форстеру, что управляющие поместьем мистера Кеннеди ни в коем случае не беспокоились о том, чтобы ставить в затруднительное положение свое подопечное таким пустяковым дополнительным вопросом, как доход, полученный от сорока долларов леди Лоры. тысяча фунтов.

Но в Лафлинтере царила ужасная неразбериха. Арендная плата, как и прежде, выплачивалась по квитанциям, выданным агентом Роберта Кеннеди; но агент мог выплатить деньги только на кредит Роберта Кеннеди в его банке. Чеки Роберта Кеннеди, без сомнения, снова вытащили бы деньги; но было почти невозможно убедить Роберта Кеннеди подписать чек. Даже в постели он ежедневно расспрашивал о своих деньгах и точно знал сумму, лежащую у его банкира; но его можно было убедить ничего не изрыгать. Он изо дня в день откладывал подписание некоторых чеков, которые ему приносили, и весьма открыто заявлял, что его пытались ограбить. Всю свою жизнь он был очень щедр на подписку на общественные благотворительные организации; но теперь он прекратил все свои подписки. Кузену пришлось обеспечить даже выплату заработной платы, и дела в Лафлинтере шли очень плохо. Тогда возник вопрос, следует ли принять законные меры для передачи управления имением в другие руки на основании невменяемости владельца. Но несчастная старая мать умоляла этого не делать, а доктор Макнутри из Каллендера придерживался мнения, что в настоящее время не следует предпринимать никаких шагов. Мистер Кеннеди был очень болен, действительно очень болен; не принимал никакой пищи и, казалось, тонул под гнетом своих несчастий. Любые шаги, подобные предложенным, вероятно, сразу же отправят их друга из этого мира.

На самом деле Роберт Кеннеди умирал, и в первую неделю мая, когда красота весны начала проявляться на берегах Лафлинтера, он действительно умер. Старуха, его мать, сидела у его постели, и он шептал ей на ухо свою последнюю жалобную жалобу. «Если бы у нее перед глазами был страх Божий, она бы вернулась ко мне». «Давайте помолимся, чтобы Он смягчил ее сердце», — сказала старушка. «Эх, мать! Ничто не может смягчить сердце сатаны, пока оно не станет твердым, как нижний жернов». И в этой вере он умер, веря, как и всегда, в то, что дух зла сильнее духа добра.

В течение некоторого времени в умах этого кузена, как и всех других Кеннеди такого рода, царило смятение по поводу характера воли главы семьи. Были опасения, что он проявит щедрость по отношению к жене, которая, как все считали, была так зла и вероломна по отношению к своему мужу; и так оно и оказалось, когда было зачитано завещание. В течение последних нескольких месяцев никто из его окружения не осмеливался говорить ему о его завещании, поскольку было известно, что его душевное состояние делало его неспособным изменить его; и сам он никогда не упоминал об этом. Разумеется, соглашение было заключено, и предполагалось, что собственные деньги леди Лоры вернутся ей; но когда выяснилось, что вдобавок к этому поместье Лафлинтер станет ее пожизненным имуществом в случае, если мистер Кеннеди умрет бездетным, среди Кеннеди в целом возник большой ужас. Их было всего двое или трое, и на них было достаточно денег; но теперь им казалось, что плохая жена, совершенно отказавшаяся приспособиться к почве, на которую ее пересадили, должна быть вознаграждена за свое злобное упрямство. Леди Лаура станет хозяйкой своего состояния и всего Лафлинтера и снова станет свободной женщиной, обладающей всей властью, которую могут дать богатство и мода. Увы, увы! теперь уже было слишком поздно предпринимать какие-либо шаги, чтобы оторвать ее от богатого наследства! «И придет лживая блудница и будет бесчинствовать здесь, в особняке моего сына», — сказала старуха с крайней горечью.

Весть была передана леди Лоре через ее адвоката, но дошла до нее полностью только через восемь или десять дней после известия о смерти ее мужа. Телеграмма, извещающая об этом событии, пришла к ней в дом ее отца на Портман-сквер, на следующий день после ареста Финеаса, и граф, конечно, знал, что его сильное стремление вернуть состояние жены теперь было удовлетворено. осуществленный. Для него эта новость не была печалью. Он знал Роберта Кеннеди только как человека, который был совершенно неприятен самому себе и преследовал свою дочь на протяжении всей их семейной жизни. Этот брак не принес ни счастья, ни даже процветания. Его дочь была вынуждена покинуть дом этого человека, а также оставить после себя свои деньги. Затем ее выгнали за границу, опасаясь преследований, и она осмелилась вернуться только тогда, когда безумие этого человека стало настолько известным, что лишило его возможности раздражать ее. Теперь, благодаря его смерти, часть раны, которую он нанес великой семье Стэндиш, будет возмещена. Деньги вернутся — вместе с оговоренным залогом — и о возврате уже не может быть и речи. Эта новость обрадовала старого лорда, и он почти рассердился на дочь за то, что она тоже не призналась в своем восторге.

«О, папа, он был моим мужем».

"Да-да, без сомнения. Я всегда был против, ты помнишь."

«Пожалуйста, не говори так сейчас, папа. Я знаю, что я была для него не тем, чем должна была быть».

«Раньше ты говорил, что это все его вина».

«Мы не будем сейчас об этом говорить, папа. Он ушел, и я помню его прошлую доброту ко мне».

Она облачилась в глубочайший траур и стала предметом печали из-за жертвенной неотесанности своей одежды. И она попыталась думать о нем, думать о нем, а не о Финеасе Финне. С настоящей скорбью она вспомнила слова, сказанные ей невестке, в которых она заявила, будучи еще женой другого мужчины, что охотно вышла бы замуж за Финеаса даже у подножия виселицы, если бы была свободна. Теперь она была свободна; но она не повторила своего утверждения. Невозможно было не думать о Финеасе в его теперешнем положении, но она воздерживалась от разговоров о нем, насколько могла, и пока ни разу не упомянула о своей прежней цели навестить его в тюрьме.

Изо дня в день, в течение первых нескольких дней своего вдовства, она слышала, что происходит. Доказательства против него становились все сильнее и сильнее, тогда как другой человек, Йосеф Меалюс, уже был освобожден. Было еще немало тех, кто был уверен, что убийца — Милий, среди которых были все, кто причислялся к верным друзьям нашего героя. Так считали Чилтерны и леди Лора; так считала герцогиня и мадам Гёслер. Мистер Лоу был в этом уверен, и мистер Монк, и лорд Кантрип; и никто не был в этом более уверен, чем миссис Банс. Было много тех, кто заявлял, что сомневается; такие люди, как Баррингтон Эрл, Лоуренс Фитцгиббон, два герцога (хотя младший герцог никогда не выражал подобных сомнений дома) и сам мистер Грешэм. Действительно, мнение парламента в целом вызывало большие сомнения. Г-н Добени никогда не высказывал ни того, ни другого мнения, чувствуя, что судьба двух либералов второго сорта не может его волновать; но сэр Орландо Засуха, г-н Роби и г-н Боффин были нетерпеливы, как если бы они не были консерваторами, и были полны сомнений. Конечно, если бы Финеас Финн не был убийцей, Судьба обошлась с ним более жестоко, чем с любым другим человеком с тех пор, как Судьба впервые начала быть несправедливой. Но существовала также очень сильная группа, которая, несомненно, обсуждала все, что касается его вины, - во главе которой, как и по долгу службы, стояла бедная вдова миссис Бонтин. Она не сомневалась в том, от какой руки пал ее муж, и громко требовала мести закона. Весь мир, сказала она, знает, как ожесточенно относился к ее мужу этот негодяй, подлость которого была разоблачена ее дорогим и милостивым господином; и теперь улики против него были, по ее мнению, полными. Ее решительно поддерживала леди Юстас, которая, как бы ей не хотелось быть женой богемского еврея, считала даже это предпочтительнее, чем быть известной как вдова повешенного убийцы. Мистер Рэтлер, как и еще один или двое членов Палаты представителей, был уверен в виновности Финна. Хотя «Народное знамя» предваряло каждый из своих ежедневных параграфов по этому вопросу заявлением о явной обязанности влиятельной газеты воздерживаться от выражения любого мнения по такому вопросу до тех пор, пока вопрос не будет решен присяжными, тем не менее изо дня в день пересматривал доказательства против депутата от Танкервилля и показывал, насколько сильны были мотивы, существовавшие для такого поступка. Но среди тех, кто был уверен в виновности Финна, не было никого более уверенного, чем лорд Фаун, который видел пальто, рост человека и шаги. Он заявил среди своих близких друзей, что, конечно, не может присягать этому человеку. Под присягой он не мог осмелиться высказать свое мнение. Но человек, который так быстро прошел мимо него, был на полфута выше Милия, в этом не могло быть никаких сомнений. Насчет серого пальто также не могло быть никаких сомнений. Конечно, помимо мистера Финеаса Финна могли быть и другие люди в серых пальто — и другие мужчины на полфута выше Йосефа Милюса. И могли быть и другие мужчины с таким необычайно энергичным шагом. И человек, прошедший мимо него, возможно, не был тем человеком, который убил мистера Бонтина. Обо всем этом лорд Фаун ничего не мог сказать. Но то, что он сказал, — в этом он был уверен. И все, кто его знал, прекрасно знали, что в собственном сознании он был убежден в виновности Финеаса Финна. И был еще один человек, столь же убежденный. Мистер Мауле-старший хорошо помнил, как мадам Гослер отзывалась о Финеасе Финне в связи с убийством, и был совершенно уверен, что именно Финеас был убийцей.

Лорд Чилтерн несколько дней постоянно находился рядом с бедным заключенным, но после этого был вынужден вернуться в Харрингтон-холл. Это он сделал на следующий день после того, как пришло известие о смерти его зятя. И он, и леди Чилтерн пообещали вернуться домой, оставив Аделаиду ​​Паллисер одну в доме, и уже засиделись. «Конечно, я останусь с вами», — сказала леди Чилтерн своей невестке; но вдова предпочла, чтобы ее оставили в покое. В эти первые несколько дней, когда ей приходится притворяться, что она скорбит из-за смерти мужа; и имела такую ​​реальную причину для печали в несчастном состоянии человека, которого любила, - она ​​предпочитала оставаться одна. Кто мог бы сочувствовать ей теперь и с кем она могла бы рассказать о своем горе? Отец всегда говорил ей о ее деньгах, но от него она могла это терпеть. Она привыкла к нему и помнила, когда он говорил ей о ее сорока тысячах фунтов и о ее двенадцатистах годовых трудовых отношениях, что с ним не всегда было так. О завещании еще ничего не было слышно, и граф ни в малейшей степени не ожидал какого-либо дальнейшего увеличения богатства от имения человека, которого они все ненавидели. Но его дочь теперь будет богатой женщиной; и был еще молод, и еще могло быть великолепие. «Полагаю, вы не захотите покупать землю», — сказал он.

«Ой, папа, не говори пока о покупке».

«Но, моя дорогая Лора, ты должна во что-то вложить свои деньги. Ты можешь получить почти 5 процентов от индийских акций».

«Пока нет, папа», сказала она. Но он начал объяснять ей, насколько важно дело денег и что людям, у которых есть деньги, нельзя извинить, что они не подумали, что им лучше с ними делать. Без сомнения, она могла бы получить 4 процента. на свои деньги, выкупив некоторые существующие закладные на собственность Солсби, что, несомненно, было бы очень удобно, если бы в дальнейшем деньги перешли к ребенку ее брата. «Пока нет, папа», — повторила она, однако уже решив, что ее деньги должны иметь другое предназначение.

Она совершенно не могла заинтересовать отца судьбой Финеаса Финна. Когда ему впервые рассказали историю убийства, он был поражен и, без сомнения, в некоторой степени, как и все мы, удовлетворен трагическими событиями, которые не касаются нас самих. Но его нельзя было заставить дрожать за судьбу Финеаса Финна. И все же последние несколько лет он знал этого человека очень близко и имел с ним много общего. Он доверял Финеасу в отношении своего сына и доверял ему также в отношении своей дочери. Финеас был его гостем в Дрездене; и по возвращении в Лондон он был первым другом, которого он увидел, за исключением своего адвоката. И все же его вряд ли можно было заставить выразить хоть малейший интерес к судьбе этого друга, которого предстояло судить за убийство. «О, он совершил, не так ли? Кажется, я помню, как Протеро однажды сказал мне, что в тридцати девяти случаях из сорока люди, совершившие серьезные преступления, были виновны в них». Протеро, о котором здесь говорится как об авторитете в уголовных делах, в настоящее время является лордом Уизлингом, лордом-канцлером.

«Но мистер Финн не виновен, папа».

«Всегда есть один шанс из сорока. Но, как я уже говорил, если вы хотите взять ипотеку в Солсби, мистеру Форстеру нельзя говорить об этом слишком рано».

«Папа, я не буду делать ничего подобного», — сказала леди Лора. А потом она поднялась и вышла из комнаты.

По прошествии десяти дней после смерти г-на Кеннеди пришло известие о завещании. Леди Лора написала миссис Кеннеди письмо, на составление которого у нее ушло много времени, в котором выразила свою глубокую скорбь и соболезновала старухе. И старуха ответила. «Мадам, я слишком стар, чтобы выражать горе или гнев. Смерть моего дорогого сына, вызванная домашними несправедливостями, лишила меня всякого оставшегося утешения, которое еще не развеяли незаслуженные печали его последних лет. Ваша покорная служанка Сара Кеннеди». Из чего можно сделать вывод, что она также немало потрудилась над составлением своего письма. Других сообщений между Лафлинтером и Портман-сквер не было, но через адвокатов поступило заявление о волеизъявлении мистера Кеннеди, касающееся интересов леди Лоры. Первым письмо дошло до мистера Форстера, и он лично привез его на Портман-сквер. Он спросил леди Лору и увидел ее одну. «Он завещал вам пользоваться Лафлинтером на всю жизнь, леди Лора».

"Ко мне!"

«Да, леди Лора. Завещание датировано первым годом его брака и с тех пор не менялось».

«Что мне делать с Лафлинтером? Я верну его им». Затем мистер Форстер объяснил, что наследство относится не только к дому и прилегающей территории, но и ко всему поместью, известному как владения Лафлинтера. Не могло быть никаких причин, по которым ей следует отказаться от этого, но очень много причин, по которым ей не следует этого делать. В тех обстоятельствах, когда у мистера Кеннеди не было никого ближе к нему, чем двоюродный брат, и имел собственность, купленную на деньги, сэкономленные его отцом, — собственность, на которую ни один двоюродный брат не мог претендовать по наследству, — он не мог бы сделать лучше оставить это, чем оставлять его вдове, виновной в каких-либо проблемах. Тогда адвокат объяснил, что если бы она отказалась от этого, мир, конечно, сказал бы, что она сделала это из чувства собственной недостойности. «Почему я должен чувствовать себя недостойным?» она спросила. Адвокат улыбнулся и сказал ей, что она, конечно, сохранит Лафлинтера.

Затем по ее просьбе его отвели в комнату графа и там повторили радостную весть. Леди Лаура предпочла не слышать первых восторженных возгласов отца. Но пока это происходило, она также ликовала. Возможно ли, что впереди ее ждет счастливый вечер ее дней; и что она сможет еще раз стоять у водопада Линтера, удовлетворенная, полная надежд, более того, почти славная, держа руку в его руке, которому она когда-то отказала в своей руке, на этом самом месте?

О книжной серии HackerNoon: мы предлагаем вам наиболее важные технические, научные и познавательные книги, являющиеся общественным достоянием.

Эта книга является общественным достоянием. Энтони Троллоп (2006). Финеас Редукс. Урбана, Иллинойс: Проект Гутенберг. Получено https://www.gutenberg.org/cache/epub/18640/pg18640-images.html.

Эта электронная книга предназначена для использования кем угодно и где угодно, бесплатно и практически без каких-либо ограничений. Вы можете скопировать ее, отдать или повторно использовать в соответствии с условиями лицензии Project Gutenberg, включенной в данную электронную книгу или на сайте www.gutenberg.org< /a>, расположенный по адресу https://www.gutenberg.org/policy/license.html.. эм>